Чего не понимают циники?

Последнее время в русскоязычной публицистике и аналитике утвердился прохладно циничный стиль эдаких местечковых азазелей: мол, все знаем, нас ничем не удивишь, все видели, ничему не верим. «Подумаешь, бином Ньютона!». «Тоже мне, новость...». «Достаточно часа (который я в свое время потратил), чтобы понять, что вся эта проблема не стоит выеденного яйца...». 

Как мудро чувствует себя автор, который апатично заявляет: «Как было - так и будет. Подумаешь...».

«Мы – красные кавалеристы и про нас…»
Жил в России такой автор, писавший под псевдонимом «Д’Актиль» - вначале поэт разочарованной буржуазии, а потом пролетарского энтузиазма. Иногда он подписывался Анатолий Адольфович Д’Актиль, хотя по паспорту был Френкель. Вернее, Анатолием Адольфовичем Френкелем он стал после того как перешел в католичество. А до того звался: Носон-Нохим Абрамович Френкель. Другие псевдонимы: «А д’А», «три д’Актиль», «Желчный Поэт», «Евгений Онегин». Открещиваться — в смысле менять убеждения — этому человеку пришлось несколько раз.



Д’Актиль в советское время прославился как автор текстов знаменитых песен:
- «Марш конников Будённого» («Мы — красная кавалерия»);
- «Марш энтузиастов» («Нам нет преград ни в море, ни на суше, нам не страшны ни льды, ни облака...»)из кинофильма «Светлый путь»;
- «Две розы» («Одна из них белая-белая / Была как улыбка несмелая»);
- «Тайна» («Песня о неизвестном любимом») («У меня есть сердце / А у сердца песня»);

- «Пароход» (с Н. Эрдманом и М. Вольпиным). («Ах не солгали предчувствия мне / Да мне глаза не солгали»).

Д’Актиль много писал для Утёсова. По одной версии это именно Д’Актиль перевел на русский язык «Всё хорошо, прекрасная маркиза» (по другой версии Александр Безыменский).

Когда готовилось вторжение советской армии в Финляндию в 1939 году, Д’Актиль вместе с братьями Покрасс написал песню «Принимай нас, Суо́ми — красавица», где с «революционно-освободительной» имперской наглостью Финляндии предлагается "ласковое" изнасилование прикрытое флером брутальной нежности: «Принимай нас, Суоми — красавица... Ломят танки широкие просеки, самолёты кружат в облаках... Раскрывайте ж теперь нам доверчиво половинки широких ворот!». Только финские товарищи песню не подхватили, не захотели «доверчиво раскрывать половинки широких ворот». И в ответ на непристойное предложение красавице, они ответили этой песней.
История одного предсказания
А до революции Д’Актиль был поэтом-сатириком. Неплохим, но явно не первого ряда (конкурировать приходилось с Сашей Черным, другими авторами Сатирикона, молодым Маяковским и пр.). Писал он свои сатиры в манере всеведущего и заранее разочарованного местечкового Азазеля, который хорошо знает, что то, что было, то и будет.

Вообще не только в сатирической поэзии, но и в русскоязычной публицистике и аналитике это стиль, который якобы должен свидетельствовать о мудрости. Этим и сегодня заполнены многие даже лучшие статьи о политике. Гражданскую позицию заменят стеб, бравирование холодной отстраненностью, пренебрежение к возможным угрозам, к тому, что в научно-критической сфере именуется «государственной стратегией», а в области нравственного — правдой. Мол, все знаем, нас ничем не удивишь, все видели, ничему не верим, подумаешь новость... Так вот ровно сто лет назад молодой поэт Д’Актиль опубликовал в журнале «Бич» стихотворение: 
Гляжу я в грядущее зорко

Что может она принести -
Семерка, семерка, семерка,
Заместо вчерашних шести?

Так что несет, по мнению автора, эта семерка? Поэт пишет о перспективах грядущего 1917 года:

Привыкший роптать понемногу,
А в общем - покладист и тих -
Ей-Богу, ей-Богу, ей-Богу,
Не жду перемен никаких.
Решительны, строги и быстры,
Все с тем же суровым капут,
Министры, министры, министры
Придут, пошумят и уйдут.

Стихотворение завершается словами: «Так было, так было, так было -/ И будет, мне кажется, так».

Вот ему так казалось. А будет совсем по-другому

Принявший неожиданную для него революцию декларацией «Перед насмешкой не дрожу я/ И не меняю амплуа:/ Приемлю прозвище «буржуя». /Я – буржуа, я – буржуа», Анатолий Адольфович очень скоро вынужден был сменить пластинку. Революционные ветры перемен вдули в него энтузиазм.

Изменилась позиция, стиль интонация. Было ли это вынужденным приспособлением или подлинным изменением? Не знаю. Скорее всего, первое. Ведь он писал вначале очень яркие стихи против большевиков как немецких наймитов, которые в Бресте продают Россию, а потом, поменяв в них несколько строчек продавал уже как стихотворения против эсеров.

Но факт, что пафосный маршевый энтузиазм после революции стал его визитной карточкой, сменив усталый скепсис апатичного циника.«Истина - это корова, которая не дает скептикам молока»

Почему-то скептицизм обычно считаются признаком ума. И цинизм. Им принято бравировать, изображая интеллектуальность, такую холодную снобистскую мудрость.... Мы цинично и самодовольно ухмыляемся, поплевывая будто бы из прекрасного далёка. Между тем, мы тут, а скептицизм или цинизм - это скорее вечная причина поверхностности суждений, ведь цинизм весьма успешно блокирует любую рефлексию.

Как говорил Сэмюэл Джонсон: «Истина - это корова, которая не дает скептикам молока, предоставляя им доить быков». Если ты не способен удивиться феномену, заинтересоваться, проникнуть, то и тщательно продумать вряд ли получится».
Далеко не все моральные и эмоциональные проявления блокируют рефлексию. Есть способствующие прыткой мысли: эмпатия, нежность, тонкость, порядочность, холодная ненависть, взрослая любовь и т.д. А вот цинично-скептичный подход — выглядит очень стильным и респектабельным, но прыткость мысли блокирует.
Ошибки Марка Алданова

Даже если речь идет о по-настоящему умном и знающем авторе, каким был, например, Марк Алданов — интеллектуал, автор потрясающих исторических романов и очерков. Алданов — один из лучших исторических писателей ХХ века. Необычайно образованный, великолепный стилист, мастер отточенных формулировок, образов, сравнений, параллелей. Его книги полны изящества, занимательности, своеобразия. У него была и своя философия истории. Исторический скептицизм этого автора — это и мировоззренческая установка и стилеобразующий подход, окрашивающий художественное повествование в сдержанный тон безверия и отрицания. Так он описывал историю. Так он писал и о современных ему событиях.

Скептик Алданов в начале тридцатых заканчивает очерк о Ганди уверением: «Трагедия же этого человека в том, что он стал заниматься политикой. Ни его характер, ни взгляды, ни способы действий не были для нее предназначены ни в какой мере. Надо ли говорить, что в единоборстве с Ллойд Джорджем, или даже с Макдональдом, Ганди имел мало шансов на успех? Первый в истории опыт приложения толстовства к политике оказался полной неудачей — таков социально-философский результат гандизма. Правда, создалась легенда. Думаю, однако, что и она идет к концу: никакая легенда не выдержит двух-трех конференций круглого стола». Скептически настроенному автору понятно, что выбранный Ганди прекраснодушный путь не может привести к успеху — независимости Индии. Алданов ошибался, именно по причине своего недоверия и скептицизма.

Тогда же, создавая очерк о Гитлере, он уверял, что отношение лидера национал-социалистической партии к евреям – это только ловко и искусно выбранная карта, на которой в Германии очень выгодно сыграть хитрому человеку, дабы добиться власти. А когда его партия придет к власти, то карта эта станет ненужной, даже невыгодной.


Через несколько лет, переиздавая свой очерк о Гитлере, Алданов был вынужден признать, что неизменившееся отношение Гитлера к еврейскому вопросу, то, что игра на этой карте превратилась для победивших национал-социалистов «в дело постоянное, нелепое и чаще всего комическое» - это стало для него сюрпризом. «Очевидно, этот человек и в самом деле вполне серьезно верил в свою гениальную расовую теорию!» - написал Алданов. А впереди была Вторая мировая война и трагедия Катастрофы, после которой стало понятно, что в отношение Гитлера к еврейскому вопросу ничего «комичного» не было. Гитлер действительно вполне серьезно верил в тот бред, который Алданов и другие скептики считали только политической хитростью с целью захвата власти.

Я это пишу к тому, что нам, грешным, не обладающим ни умом, ни талантом, ни знаниями Марка Алданова, но пишущим аналитические статьи, строящим политические выкладки, точно не стоит позволять циничному скептицизму мешать нашей способности понимать, думать, рефлексировать и правильно оценивать политические явления.