Поиск по этому блогу

четверг, 3 марта 2016 г.

Цитаты из романа Умберто Эко «Нулевой номер» (Numero zero)

«Нулевой номер» (итал. Numero zero) — седьмой и последний роман итальянского писателя, профессора семиотики Болонского университета Умберто Эко. Это роман о СМИ накануне операции «Чистые руки» (1992). Этот короткий роман (каких-то 240 страниц) Эко писал долгие 20 лет.Он начал работать над «Нулевым номером» сразу после «Острова накануне» (1994), пока не остыли еще впечатления от антикоррупционной операции «Чистые руки», в результате которой Италию почистили не по-детски. Выяснилось, что у большинства политиков есть свой дон. Тогда за решетку отправилась добрая половина политической элиты Италии. К 1993 году на скамье подсудимых оказались 50 тысяч вычищенных из правительственного аппарата мафиози, четыре крупнейшие партии просто исчезли, а законы были наскоро переписаны новой властью.


Основное действие романа Эко разворачивается накануне громких событий. Он писал по горячим следам, но… Эта пародия на производственную драму о журналистах накануне громкого шухера тогда так и не увидела свет. Эко прервался ради романа «Баудолино» (2000), скакнув из современной ему Италии в Европу XII века. К «Нулевому номеру» он вернулся почти 20 лет спустя. Теперь уже не как современник, наблюдающий событие, а снова как историк, чтобы дать более универсальное, оторванное от конкретного актуального скандала звучание.
На профессиональном языке «нулевым» номером называется первый («пилотный») выпуск издания, который никогда не окажется в руках у массового читателя. Он делается для пробы сил. Проба — далеко не всегда бывает удачная. Иногда - заранее и даже намеренно обреченная на «невыход». История вертится вокруг газеты «Завтра», которую по поручению не слишком чистого на руку медиамагната в 1992 году собралась делать группа журналистов, набранных из чемпионов среди неудачников: бывшие литературные негры, сотрудники желтого глянца, внештатные корреспонденты, одержимые теориями всеобщего заговора. Газета, состряпанная из вчерашних новостей — это фарс от начала до конца.
На ежедневных совещаниях руководитель проекта Симеи учит разношерстную журналистскую компанию профессиональному ремеслу: не браться за темы, которые могут бросить тень на инвестора, писать опровержения очевидного, дискредитировать оппонента и подтасовывать новости.
Эко закончил последний роман на довольно спокойной ноте: «жизнь вполне переносима, если не требовать слишком многого». И никакие разоблачения не изменят общество, которое потеряло стыд. Ниже подборка цитат:



Неудачники (и самоучки) по знаниям всегда превосходят человека преуспевающего, ибо тому достаточно преуспевать в чем-нибудь одном, он не тратит время на прочее; а энциклопедичность – признак невезучести. Чем больше вошло кому-то в голову, тем меньше у него вышло в реальной жизни”.


Сочинять детективы было занятием легче легкого, достаточно было повторять стилистику Чандлера или на худой конец Спиллейна. Но когда я попробовал набросать кое-что свое, я понял, что любое описание пропускаю через художественный прецедент; я не могу сказать, что герой гуляет в ясный и солнечный полдень, а говорю «гуляет в пейзаже Каналетто». Так же работал и Д’Аннунцио. Желая сказать, что некая Костанца Ландбрук была такой-то и сякой-то, он делает ее «похожей на создания Томаса Лоуренса». Елену Мути он описывает как существо, чьи черты напоминают профили молодого Гюстава Моро. Андреа Сперелли приводит ему на память «Портрет неизвестного» из галереи Боргезе. Поэтому, чтобы читать Д’Аннунцио, надо иметь под рукой альбомы по истории искусства всех времен и народов”


В общем, о моей жизни нечего было сказать. По крайней мере ничего хорошего. Так мне исполнилось пятьдесят – и тут… Терять было нечего. Было естественно согласиться и попробовать”.

Конечно, нужен корректный и несложный стиль. Если кого-нибудь угораздит написать «палингенез», Колонна отследит и предложит адекватную замену термина.
Глубинное моральное перерождение, – отозвался я.
Да. А если кто-нибудь, имея в виду сказать «все крайне нестабильно», напишет «мы в эпицентре циклона», Колонна вовремя отреагирует, что по новым современным научным данным эпицентр – это единственное место, где царит полный и абсолютный штиль.
В данном случае позвольте не согласиться, коллега Симеи, – вмешался я. – Нужно оставлять именно «эпицентр циклона», потому что не важно, что говорит наука. Читатель наш про науку знать не знает. Читатель знает, что «в эпицентре циклона» значит «в куче неприятностей». К этому его приучил телевизор.– Прекрасно сказано, коллега. От нас с вами ждут языка настоящих мастеров слова, не яйцеголовых интеллектуалов. С другой стороны, собственник нашего издания где-то и когда-то сказал, что возраст зрителей его каналов (он имел в виду внутренний возраст) – двенадцать лет. Я ничего такого не говорю про наших читателей, но это интересная мысль. Это очень интересная мысль – всегда учитывать внутренний возраст клиента. Нашим с вами клиентам за пятьдесят. Это благонамеренный контингент, средний класс, они чтут порядок и закон, но любят почитать о беспорядках и беззакониях. Любят, но не очень. Давайте исходить из принципа, что наш клиент – это не то чтобы, как говорится, завзятый читатель. У большинства наших клиентов в доме не водится ни единой книги. Мы, однако, намерены предоставлять им, среди прочего, информацию и об успешных книжных новинках из числа тех, которые продаются миллионами по миру. Наш читатель все равно ни в коем случае читать их не будет, но он будет рад узнать побольше об экстравагантных миллионерах-литераторах, точно так же, как хотя он никогда не приблизится к кинозвезде-секс-бомбе, его интересуют все ее любовные похождения”


в наше время, учитывая, из какого множества полос состоят сегодня газеты, понятно, что никто не в состоянии прочитать номер насквозь перед выходом в печать. Выпускающие корректоры в наши времена вымерли, как станки Гутенберга”.


На самом деле, если бы теракта и не было, мы могли бы выпустить номер так, как будто он был.

Да и сами бомбу кинуть ради эдакого дела, – хихикнул Браггадоччо.
Глупостей вот только не надо, – одернул его Симеи. И, помолчав, добавил: – Или если соберетесь делать глупости, не ходите признаваться ко мне”.

Отец не верил, что целых шесть миллионов евреев было уничтожено в лагерях. То есть, я хочу уточнить, отец не то чтобы утверждал, как некоторые, будто не было Катастрофы, но не верил и в версию истории, выстроенную победителями. Сплошные преувеличения, повторял он. Вот пишут, будто посередине одного лагеря были горы одежды с убитых высотою более ста метров. Высотою сто метров! Ну ведь это же ни в какие ворота, говорил отец. Ты подумай, конус в сотню метров по диаметру будет далеко превосходить размеры лагеря.
Да, но надо же учитывать: люди, пережившие нечто ужасное, часто гиперболизируют. Например, о каком-нибудь военном конфликте говорят, будто там пролились реки крови. Но никто же не имеет в виду настоящую реку, например, как Амазонка. Человек, переживший травму…
Согласен, согласен. И все-таки отец не хотел принимать чужие рассказы за чистую монету. И то сказать: газеты врут, историки врут и телевидение сегодня только и делает, что врет. Видел ты репортажи о войне в Заливе в прошлом году? Баклана знаменитого, облепленного нефтью? Так вот доказано, что в этот сезон в Персидском заливе бакланов не бывает, картинка была восьмилетней давности, времен Ирано-иракской войны. Другие потом писали, что этого баклана взяли из зоопарка и вымазали петролем. То же самое и насчет преступлений фашизма. Еще раз подчеркиваю: я не агитирую за идеи моего отца или деда. И не утверждаю, будто бы уничтожения евреев не было. У меня вообще есть прекрасные друзья евреи, так что о чем тут говорить. Но я ни во что не верю слепо. Летали ли американцы на Луну? Ведь съемки действительно могли быть сделаны в студии? Ведь и действительно, если смотреть на тени астронавтов, там что-то не так? И была ли на самом деле пресловутая война в Заливе? Или нам показывали старую хронику? Живем в вечной лжи, а поскольку мы сами прекрасно понимаем это – еще и в вечном подозрении. Я постоянно подозреваю. Всех, везде и всегда. Единственное, что точно было, о чем я сам могу свидетельствовать, – это вот именно Милан, каким он был пять десятилетий назад. Бомбежки действительно были. Кстати, бомбил-то кто? Американцы и англичане!”



Я разуверился во всем, кроме уверенности, что за спиной у каждого всегда маячит кто-нибудь, кто его обманывает.
И оттого ты сейчас…
И оттого я сейчас пошел в эту газету. Если она получится, может быть, я нашел место, где достаточно серьезно отнесутся к некоторым моим открытиям”.


Машины специально делают для того, чтобы человек не мог выбрать и купить.

Чрезмерная подозрительность.
Никогда она не чрезмерна. Подозревать, всегда подозревать, и только так ты обретаешь истину. Не на этом ли стоит мировая наука?
Ну да, мировая наука, да.
Но и наука, бывает, врет. Как с холодным термоядом. Врали-врали, после чего оповестили, что холодный термояд – фикция.
Но ведь оповестили же.
А кто оповестил? Пентагон. Как обычно, им надо прикрыть какую-то тайну. Может, холодный термояд у них как раз получился! Может, врут именно те, кто говорит, будто он – вранье.
Так то Пентагон и ЦРУ. Но не автомобильные ведь журналы. Не думаю, что автомобильные журналы – рупор замаскировавшихся демоплутожидократов.
Это я так пытался вернуть его к действительности.
Не думаешь? – переспросил он с горькой улыбкой. – А разве они не связаны с американской крупной индустрией, с семью нефтяными сестрами, а сестры разве не убили нашего инженера Маттеи, на которого мне, честно говоря, наплевать, но они вдобавок расстреляли и моего дедушку, давая деньги партизанам. Видишь, как все между собой связано?”



Вы с многочисленными «может статься» и «не исключено» популярно излагаете в статье все, что на самом деле потом случилось. Вставляете пару имен. Имен политиков. Имена пусть пропорционально дозируются по разным партиям”. А просто я знаю, вы большой мастак коллекционировать разговоры и передавать их потом кому положено”.




Колонна, проиллюстрируйте, пожалуйста, коллегам, каким образом соблюдается, или якобы соблюдается, основной принцип демократической печати: факты должны быть отсоединены от мнений. Мнений в газете «Завтра» будет предостаточно, и они будут оформлены как мнения. Но как мы докажем, что в базовых статьях приведены факты и только факты?
Проще простого, – отозвался я. – Будем брать пример с англоязычных изданий. Когда описывают, не знаю, ну, скажем, пожар или автомобильную аварию, тогда, естественно, нельзя приводить факты без подтверждения. Поэтому в каждый текст вставляется в кавычках высказывание свидетеля: говорит простой прохожий, выразитель общественного мнения. Ставишь кавычки – любое заявление превращается в факт. Действительно, факт, что некто высказал суждение. Но журналист не должен отбирать только те факты, которые соответствуют его позиции. Поэтому положено использовать два высказывания, одно «за», другое «против», для подтверждения, что по единому поводу существуют разные точки зрения. Газета придерживается объективности. Хитрость в том, чтобы в первом случае привести бестолковое высказывание, а за ним вслед разумное. Оно-то и будет укреплять тезис автора. У читателя создастся убеждение, что ему дали два различных факта. На самом же деле его плавно подвели к принятию лишь одного резона из двух возможных.Рассмотрю на конкретном примере. Развалился виадук. С него рухнул грузовик и разбился, погиб водитель. Пусть в статье рассказывается об этом так: с нами беседовал господин Росси, сорок два года, владелец газетного киоска. «Что тут поделать, судьба! – говорит Росси. – Жаль бедолагу, не повезло». Иначе думает Бьянки, рабочий с соседнего строительного участка. «Виновато городское управление, ведь давно было ясно, что с этим виадуком не все в порядке». С кем захочет ассоциировать себя читатель? С Бьянки или с Росси? С Бьянки, конечно, который ставит вопрос ответственно и указывает на виноватого”. 



Чтобы до всех довести идейную позицию, необходимо, как говорят обычно в редакциях, выстроить комплексную подборку. В мире сколько угодно новостей. Как отбирать?
Не столько новости делают газету, сколько газета создает новости. Составляешь комплексную полосу из четырех новостей в подборке – и читатель, их поглощая, уже как будто прочитал и пятую новость”. 


Возьмем простой учебный пример, не только вымышленный, но и, скажем прямо, пародийный. Предположим, в газету поступает опровержение от господина Наоборотти. Который пишет: «Уважаемая редакция. По поводу вашей вчерашней публикации «Мартовские иды, ссоры и обиды», вышедшей за подписью господина Правдолюбби, мне хотелось бы довести до всеобщего сведения следующее. Не соответствует действительности, будто я якобы присутствовал при убийстве господина Юлия Цезаря. Как недвусмысленно свидетельствует прилагаемая нотариально заверенная метрика, я родился в поселке городского типа Мольфетта 15 марта 1944 года, то есть значительно позже зловещего события, к которому, кстати, я всегда относился отрицательно. Господин Правдолюбби неверно интерпретировал мои слова относительно празднования мною пятнадцатого марта каждый год, начиная с сорок четвертого. Далее, я обязан публично оспорить утверждение Правдолюбби, будто бы я некогда говорил господину Бруту: «Увидимся в Филиппах». Ответственно заявляю, что никогда не имел сношений с господином Брутом, чьего имени я, между прочим, в жизни не слышал до позавчерашнего вечера. В ходе краткого телефонного разговора с позвонившим мне Правдолюбби я сказал ему только, что намерен пробиваться на прием к консультанту автодорожной службы господину Филиппи, чтобы просить его покончить с заторами на улице Юлия Цезаря. Ни в коей мере я не утверждал, будто хочу нанять убийц, чтобы устранить древнеримского политика. С просьбой к глубокоуважаемой редакции внести ясность, искренне ваш Наоборотти».
Наша цель – отбрехаться от этого стройного опровержения и все-таки спасти лицо. Вот, пожалуйста. «Из письма явствует, что подписавший его Наоборотти отнюдь не оспаривает, что Юлий Цезарь был убит в мартовские иды сорок четвертого года и что тот же Наоборотти каждый год собирает группу лиц для празднования мартовских ид сорок четвертого года. Собственно, ничего, кроме этой примечательной традиции, и не описано в моей статье. У господина Наоборотти, вероятно, имеются какие-то личные причины веселиться в эту дату, но нельзя не признать, что налицо совпадение, и совпадение, подчеркиваю, примечательное. Этот господин, я надеюсь, не забыл, что в ходе длинного и подробного интервью, данного мне по телефону, он употребил многозначительное высказывание «кесарю – кесарево», намекая, что приуготавливает кесарю (Цезарю) нечто неприятное, более того – что Цезарь обязательно получит то, что ему причитается. Источник, близкий к кругу общения Наоборотти, не вызывающий подозрений, проинформировал меня, что кесарь, то есть Цезарь, получил двадцать три удара кинжалом. Обратим также внимание на то, что Наоборотти на всем протяжении письма избегает уточнять, кто нанес эти двадцать три удара. Он юлит и передергивает и по этому, и по другому поводу: дескать, он сказал «увидим, как там Филиппи», а вовсе не «увидимся в Филиппах». Между тем об истинной формулировке, которую использовал Наоборотти, документально свидетельствует моя собственноручная запись на странице блокнота. Там же засвидетельствовано угрожающее высказывание в адрес древнеримского политика. Текстуально цитирую из блокнота: «пробив. конс. поконч. с Юл. Цез.». Мелочными увертками и явными натяжками писавшему не удается скрыть от глаз публики истинное положение дела! Напрасные старания! Заглушить свободную прессу, скажем прямо, не так-то легко!»
Примерно так пишет Правдолюбби. Посмотрим, как технически оформлено это отпирательство от опровержения. Прежде всего, указано, что газета обратилась к источнику, близкому к кругу общения Наоборотти. Универсальное средство! Имя информанта не публикуется, но всегда нужно подчеркивать, что у газеты имеются свои эксклюзивные источники проверки и контроля, априори более надежные, чем Наоборотти. Далее сказано, что цитата приведена напрямую из блокнота журналиста. Блокнот никому не покажут, но сам факт, что дело идет о расшифровке документальной записи, повышает доверие к газете, создает ощущение, что все доказано. В отпирательстве нужно также повторно озвучить обвиняющие выпады, тем самым бросив новую тень на личность Наоборотти. Я тут дал анекдотический пример, но три элемента отпирательства приведены совершенно серьезно: ссылаться на дополнительных информаторов, цитировать по документальным источникам и дискредитировать опровергателя. Надеюсь, все ясно?
Ясно, – отвечал мне нестройный хор”.



Ну что вы, радость моя, – промурлыкал Симеи. – Еще худшая мерзость – когда в газете вообще не проверяют источники. Но я, да, я согласен, что лучше не давать вообще никаких справок, ибо их, не ровен час, могут и проверить. Лучше всего не утверждения, а инсинуации. Инсинуируя, мы ничего определенного не утверждаем. Только наводим тень подозрения на опровергателя”.
Кроссворды, сказала она, это конечно. Но читателей нервирует дожидаться следующего номера, чтобы проверить ответы. Так можно сделать вид, будто в предыдущих номерах были напечатаны загадки, и давать на них ответы. Что-то вроде конкурса идиотских ответов на идиотские вопросы.
Мы на лекциях так развлекались, – продолжала Майя. – Почему бананы растут на деревьях? Потому что, если бананы росли бы на грядке, их бы съели крокодилы. Почему лыжи скользят по снегу? Потому что, если лыжи бы скользили по паюсной икре, это был бы спорт для миллионеров.
Палатино тут же подхватил:
Почему Цезарь перед смертью произнес «И ты, Брут»? Потому что на него напал не Сципион Африканский. Почему мы пишем фразы слева направо? Потому что в обратном случае фразы начинались бы с точки.
Другие тоже оживились, вступил даже Браггадоччо:
Почему пальцев десять? Потому что, если пальцев было бы шесть, было бы только шесть заповедей и не запрещалось бы воровать. Почему Господь всецело совершенен? Будь он всецело несовершенен, это был бы мой двоюродный брат Густаво.
Хватит, – вмешался Симеи. – Не забывайте, что читатели не читали всяких ваших, как там их, сюрреалистов. Читатели примут все за чистую монету и решат, что мы тут ненормальные. Давайте, коллеги, относиться с серьезностью”.
Интервью с автором. Самое спокойное и мирное, что бывает. Ни один автор о собственной книге плохо не отзывается. Значит, читателю не грозят распри по художественным поводам. Кстати, очень важно, как подбираются вопросы. Не стоит выспрашивать чересчур подробно о книге. И стоит, наоборот, как можно больше выспрашивать о личной жизни писателя (или тем более писательницы) с их человеческими слабостями и странностями. Синьорина Фрезия, вы имеете богатый опыт по устройству вот-так-сюрпризов. Предложите нам какое-нибудь интервью, разумеется, вымышленное, с кем-нибудь из модных писателей, с выходом на любовную тематику, с выходом на сегодняшнюю, или на худой конец на давнюю, подростковую любовь, что-нибудь такое, с парой колючих шпилек в адрес писателей-конкурентов. Пусть эта книга, черт бы ее побрал, предстанет перед публикой в возможно более наглядном ракурсе. В таком, чтоб содержание дошло до каждой домохозяйки. Чтобы эти домохозяйки не комплексовали. Никто теперь не догадается, прочли они книгу или нет. Да и кто читает книги после того, как уже прочел рецензию? Зряшная трата времени. Рецензенты тоже не читают их. Хорошо, если их читал сам автор. Есть такие книги, что по ним и того не скажешь”.


- Читая нам нотации, не теряешь чувства юмора. Возраст в сочетании…
– Возраст в сочетании с нотациями – хуже не придумаешь.
– Возраст в сочетании с чувством юмора спасает положение. Прекрасно вижу, что ты сам не веришь в то, что говоришь на собраниях. Просто ты обязан играть по их правилам. В твоем цинизме… как бы это определить… есть что-то забавное.
Забавное? Это в ней было что-то забавное, хотя и смешанное с грустью. И глаза у нее были… Как бы их назвал паршивый писатель? Ну, паршивый, конечно, сказал бы: «глаза, как у олененка».

Ох уж этот олененок. Вообще-то, когда на вас смотрят снизу вверх, все похожи на оленят. Вот и вся причина. Любая женщина, если она ниже вас ростом и поднимает на вас глаза, приводит вам на память Бемби”.




Я когда-то был покорен, в самом начале, тем, что на слова «я болван, прости меня» в ответ услышал «ну, я люблю тебя, хотя ты и болван». Подобные слова могут свести с ума человека, переполнить любовью. Но потом жена, вероятно, заметила, что я и вправду болван. Болванистее, нежели жена могла и хотела вынести. И тут история кончилась”.


После закрытия, в шестидесятом, в борделе на Фьори-Кьяри открыли ресторан. Изысканный. С теми самыми разноцветными кафелями. В кулуарах для памяти сохранили два-три старых туалета и даже позолотили биде. Так знали бы вы, сколько раззадоренных дам затаскивали своих мужей в эти каморки… выспрашивая подробности, как и что там происходило в прежнее время. Потом, конечно, эта мода сошла на нет, дамы угомонились, кухня оказалась не ахти, в общем, ресторан закрылся…”



Все, кто работает, должны работать в соответствии с профессиональными правилами. Прораб строит дом, дом не падает, так что пишем о нем «высокопрофессионально»? Как-то это нелепо выглядит. О профессионализме задумываться стоит в случае прораба-недоумка, у которого дома падают. А о нормальном прорабе что писать? Водопроводчик прокачал унитаз… Мерси, конечно, но причем тут профессионализм? Еще не хватало, чтоб он взболтал дерьмо и погнал в квартиру. Хвалить за профессионализм – значит, что мы предполагаем, что обычно все работают кувырком через задницу.
Именно, – отвечал я. – Наши читатели уверены, будто все работают кувырком через задницу. Поэтому превозносят высокий профессионализм. В переводе с технического тем самым хотят сказать: «У них получилось». Карабинеры поймали курокрада? Высокий профессионализм”.



Все выражения всегда запускают журналисты. Журналисты ориентируют читателей, что им надлежит талдычить, – отрубил Симеи.
Ориентируют? По своей природе журналисты исследуют нравы или диктуют нравы?
И исследуют, и диктуют, синьорина Фрезия. Публика не знает, какие у нее нравы. Мы ее ориентируем. Благодаря нам люди также узнают, какие нравы у них были прежде”.



В особенности следует постоянно извиняться и каяться. Англиканская церковь извиняется перед Дарвином, штат Виргиния извиняется за былое рабство, электрическая компания извиняется за сбои, канадское правительство извиняется перед эскимосами. Нельзя сказать, чтоб католическая церковь действительно пересмотрела свои пещерные взгляды на вращение нашей планеты, но римский папа все-таки извинился перед Галилеем.
Майя захлопала в ладоши:
Точно, точно. Я так никогда и не смогла понять, эта извинительная мода, она проявление смирения или, наоборот, высшей наглости? Делаешь нечто неподобающее, далее быстро извиняешься и – гляди – опять чистенький. Вспоминается школьный анекдот, как ковбой скачет по прерии, слышит голос свыше: «Скачи быстро в Абилену!», в Абилене слышит голос, что он должен зайти в салун, в салуне голос ему свыше диктует: поставь на рулетку на пятый номер, ковбой ставит все деньги, на рулетке выходит восемнадцать. Голос свыше: «Вот ведь зараза, опять не получилось!»Посмеялись и двинулись дальше”. 


Хорошо смеется тот, кто смеется первым. Я, может быть, и немолод, но, слава богу, уже выжил из ума”.




А надо вам, господа, учитывать, что в нынешние времена для опровержения не нужно доказывать свою правоту, а нужно дезавуировать обвинителя”.


Органы печати, телевидения, даже спецслужбы пользуются почти исключительно опубликованными материалами газет. У спецслужб, могу доложить вам, тоже нету лишнего времени, чтобы попусту его расходовать. Досье обычно содержит несколько вырезок из открытой прессы, где написано то, что обычно и так уже всем известно. Всем, но не тому министру, не тому политическому лидеру, для кого делают отчет: у него не было пяти минут, в руки взять газету и полистать. Всю преподносимую информацию он принимает как государственный секрет”.

В досье обычно содержатся разношерстные сведения. Главное – чтобы в нужном порядке. Чтоб вырабатывались подозрения и аллюзии. Вот вырезка, что некий политик был оштрафован несколько лет назад на трассе за превышение скорости. Рядом – вырезка, что тот же фигурант посетил в середине прошлого лета лагерь бойскаутов. И еще одна: на дискотеке, в праздник, среди прочих посетителей побывал еще и наш фигурант. Ну, больше точно ничего уже не требуется! Башибузук, дебошир, плюющий на все человеческие правила, даже на дорожные, шляется по притонам, а кроме того, можем предположить, даже, вероятно, с уверенностью заявить, что он интересуется мальчиками. Полюбуйтесь, как мы его уделали. И при этом не сказав ни словечка неправды. В этом и сила досье, что неправды не требуется. Главное – распространить слушок, что имеется досье. Что в досье есть кое-что характерное. Довести это до сведения фигуранта. Тот, в свою очередь, даже если не знает, что же там в досье может быть, обязательно припомнит какой-нибудь фактик – а скелеты в шкафу есть у всех – и даст себя напугать. И тогда ты свободно можешь выставлять ему свои условия, он их примет покорно и с пониманием”.



Ну, например, вместо «послать на хрен» будем посылать на «внешний орган генитоурологической системы мужского организма в форме цилиндрического отростка, граничащего с передним отсеком перинея»”.



Она показала мне газету брачных объявлений.
Ты почитай только, – сказала она. – Хорошо бы печатать вот это с переводами.
Как с переводами?
Ну вроде… Вот, значит, оригинал. «Меня зовут Саманта, мне двадцать девять, аттестат техникума, домохозяйка, разведенная, без детей, ищу мужчину приятной наружности, обязательно общительного и веселого…» А вот тебе перевод: «Скоро тридцатник, муж бросил, диплом бухгалтера, доставшийся тяжкой зубрежкой, непроходимо устарел. Работы нет. Сижу в квартире одна, заботиться не о ком, ищу мужчину, не обязательно Аполлона, но чтоб не бил, как та сволочь, за которую меня угораздило в свое время, дуру, выйти замуж».
Еще, пожалуйста. «Меня зовут Каролина, мне тридцать три, свободна, образование высшее, бизнесвумен, утонченная, темноволосая, стройная, характер открытый, уверена в себе, увлекаюсь спортом, кино, театром, путешествиями, чтением, танцами, с интересом отношусь к новым хобби. Мой друг должен быть обаятельным и нестандартным, образованным и востребованным в профессии, будь то независимая или офисная работа или служба в армии. Не более шестидесяти. С целью создания семьи». В переводе на нормальный язык звучит так: «До тридцати трех лет искала и не нашла самого завалящего мужичонку. Видимо, оттого, что я плоская как доска и не умею прилично покраситься в блондинку. Получила диплом учительницы, но на ставку ни разу не взяли. Открыла кустарное производство носков, посадила за вязальные машины трех албанцев. Не знаю, чем себя занять. То смотрю телик, то хожу в кино, то в приходский самодеятельный театр с подругой. Читаю газету брачных объявлений. Хотела бы танцевать, но никто не приглашает. Если мне пообещают законного мужа, увлекусь чем угодно, только пусть он будет не полный оборванец и даст мне возможность больше не видеть ни носков, ни албанцев. Пожилой так пожилой, бухгалтер так бухгалтер, годится и регистратор земельной управы или сержант карабинеров».
А, тебе еще? Да, я могу. «Патриция, сорок два года, свободна, работаю в сфере предпринимательства, темноволосая, стройная, милая и отзывчивая, ищу чуткого, доброго и искреннего мужчину, семейное положение не принципиально, главное – хорошее отношение». Мой тебе вариант такой: «Господи, подумать только, сорок два (кстати, в скобках, я сильно сомневаюсь насчет сорок два, Патриции должно быть не меньше пятидесяти, потом это имя уже не давали), до сих пор не побывала замужем. Слава богу, что покойная мама мне оставила галантерейный ларек. Склонна к анорексии, а также к истерикам. Ищу попросту с кем переспать, пусть он будет хоть четырежды женат». Ну и наконец: «Надеюсь, что есть еще на свете женщины, способные по-настоящему любить. Я холост, я работаю в банке, мне 29 лет, внешне привлекателен, откровенен. Ищу красивую, серьезную и образованную девушку, которая сумела бы вовлечь меня в яркую любовную историю». Переводим. Вот: «Ничего не получается с женским полом. Те немногие, с которыми у меня случалось хоть что-то, всегда оказывались стервами и хотели только замуж, а на кассирскую зарплату хрен я могу кого-нибудь содержать. Характер у меня не дай бог, так что я посылаю их далеко и бесповоротно. И все же я не Квазимодо. Так что же, не найдется на свете тетки, желательно городской, которая бы попросту согласилась попрыгать со мной в кровати без особенных претензий?»
Я, кстати, умею и не про интим. Вот, чем плохо: «Театральная ассоциация ищет и наймет актеров, статистов, гримировальщиков, режиссера, костюмера на весь будущий сезон». Почему они публику не нанимают, вот чего я не понимаю”.



Посмотрите, как в телевизоре ходят, звонят в двери матери, у которой только что десятилетнего сына растворили в серной кислоте. «Госпожа такая-то, что вы почувствовали, узнав о смерти своего ребенка?» У зрителей увлажняются глаза. Результат достигнут.
Есть одно хорошее немецкое слово, Schadenfreude, радость по поводу чужих бед. Именно это чувство старается пробуждать в любом читателе уважающая себя печать”.



Гомики, – так открыл наш Симеи утреннюю пятиминутку. – Гомики, это да, они интересуют всегда и всех.
Теперь уже не говорят «гомики», – отозвалась Майя. – Говорят «геи», знаете?
Знаю, знаю, моя радость, – огрызнулся Симеи, – но читатели нашей газеты продолжают говорить «гомики» или, по крайней мере, хотели бы, потому что это слово вызывает у них ярость. Я, конечно, знаю, что не полагается говорить «негр». Что теперь вместо «слепые» говорят «слабовидящие». И тем не менее негр белым не стал, а слепой как ни хрена не видел, так и не видит. Я против гомиков ничего не имею, так же как и против негров, лишь бы они сидели у себя и не лезли.
Но зачем же нам заниматься геями, если они вызывают у публики ярость?
Я не всех гомиков имею в виду, моя радость. И вообще я за свободу, только пусть все сидят и не лезут. Но гомиков полно в парламенте и даже в правительстве. Народ-то думает, наивный, будто только писатели и балетные танцовщики… А между тем гомики нами правят, а мы и знать не знаем. А это мафия! Один другого обязательно поддерживает. Вот чем нашего читателя заинтересовать-то можно.
Майя не сдавалась:
Времена меняются. Примерно через десять лет каждый гей спокойно сможет объявить свою ориентацию, никто и бровью не поведет.
Вот через десять лет пускай и объявляет. Как всем известно, нравы всегда только портятся, как это ни огорчительно. Но пока что нашему читателю только это и подавай”.



Лючиди, у вас, по-моему, есть любопытные информанты. Что вы скажете насчет подборки о гомиках в политике? Только осторожнее, без имен. Наша цель – не получить повестку в суд, а тоненько, деликатненько намекнуть, дать идею, заволновать…
Лючиди сказал:
Я могу сколько угодно имен. А если надо, как вы тут выражаетесь, намекнуть и раззадорить, можно рассказать под видом сплетни о таком одном книжном магазине в Риме, где встречаются гомосексуалисты из верхов, никто не обращает внимания, книжный магазин, нормальные люди. Там можно получить без труда и кокс в пакетике, просто идешь на кассу и пока платишь, в твой кулек, где книга, доложат запросто и такой интересный сверточек. Постоянный посетитель господин… ну бог с ним, с господином, был министром, политик, гомосексуалист и кокаинщик. Это место популярно. Популярно, я имею в виду, среди значительных людей. Конечно, не у уличных проститутов и даже не у балетной шатии. Танцовщики слишком бросаются в глаза, с их жеманными ужимками.
Вот-вот, на общем уровне, необязательный треп, но с пикантными детальками. Так и пишутся удачные очерки нравов. Можно, кстати, и на имена понамекать, только без четких привязок.
Как это?
Ну, когда вы пишете, какой это популярный книжный магазин, дайте семь-восемь имен писателей, журналистов, сенаторов, господ вне всяких подозрений. Что-де они туда ходят. И подмешайте в их ряд двух или трех общеизвестных гомиков. Нас никому не удастся обвинить, что будто мы оклеветали. Мы просто перечислили почтенных и порядочных людей, заодно внесли и общеизвестных бабников туда же, в тот список. Именно так внедряется подсознательная информация.
Майю просто выворачивало. Остальные же, по виду судя, вполне одобряли идею и уже предвкушали, зная Лючиди, нечто ядовитенькое и занимательное”.



«Лига порядочных», – улыбаясь, сказала Майя. – Вот название на ура. Так назывался роман Джованни Моска, написанный до войны: «Лига порядочных». Он неплохо читается и сегодня. В романе рассказывается о священном союзе порядочных людей, которым приходилось внедряться в разные объединения непорядочных, выводить тех на чистую воду, а в самых удачных случаях – перевоспитывать в порядочных. Чтобы непорядочные признавали их за своих, порядочным приходилось порядочно безобразничать. Это завязка, а дальше – вы, конечно, догадались – «Лига порядочных» превратилась в лигу совершеннейших безобразников”.



Новости не нужно выдумывать, – сказал я в ответ. – Их нужно брать из вторсырья.
Вторсырья?
Вторичное использование. Никто ничего не помнит. Грубо говоря, имеет прямой смысл периодически оповещать читателей, что Юлия Цезаря закололи в середине марта, в мартовские иды. В Англии недавно опубликовали популярную биографию Цезаря. Выпустили отдельной книгой с удачным названием «Ошеломительное открытие ученых из Кембриджа. Цезаря действительно убили в иды». В книжке подробно изложены события из школьных учебников, распродается – обалдеть”.Публика любит чудесное. И публика терпеть не может этот ваш интеллигентский скептицизм. Рассказывайте чудо как есть. Это вовсе не значит провозгласить, будто газета верит в истинность чуда. Просто изложим факт как он есть, как будто с чьих-то слов, как будто кто-то из нас наблюдал собственными глазами за фактом. Плачут ли мадонны, нас не касается. Это уже частности. Кто хочет верить, пусть верит. Заголовок на всю полосу”.




В отличие от этого… ни рыбы ни мяса…
Это кто такой – ни рыба ни мясо?
Шуман, разумеется, – ответила Майя, с удивлением поглядев на меня. Новое проявление аутизма, я уж привык, но каждый раз вздрагиваю.
Что ты так о Шумане?
Да ну его. Романтические сопли. В ту эпоху так полагалось. Он все вытаскивал из головы, не из сердца. В конце концов в голове ничего не осталось. Совсем с ума сошел. Неудивительно, что жене он надоел и она влюбилась в Брамса. Брамс – другой класс, другая музыка, и жил он полной грудью. Не то что Роберт. Хотя, уточняю, я не то чтобы совсем дико-дико против Роберта, талант я за ним признаю, не то что за всякими фанфаронами.
А кто фанфароны?
Фанфароны, самохвалы, вроде Листа или этого, как его, сумбурника, Рахманинова. Средние сочинители. Все у них для эффекта, для денег, типа концерт для простаков в до мажоре. Их нет среди моих пыльных пластинок. Я их всех повыбрасывала, пустобрехов”.



Как только Шопен вставал от рояля и переходил к оркестру, у него кончался завод. Струнным, духовым, ударным – всем он подсовывал фортепьянные партии. Ой, а ты помнишь фильм Корнела Уайлда, как Шопен брызгает капельками крови на клавиатуру? Что же, если он оркестром дирижировал, он брызгал своими капельками крови на первую скрипку?”


По-твоему, я свободен?
Конечно. Кто сказал: правда делает свободными? Эта правда освобождает всех от каких бы то ни было новых сенсаций. “



Ничто уже нас не зацепит в этой стране. Да и, право слово, чего мы тут только не перевидали. Что бы до нас ни доводили, мы в ответ – подумаешь! Видали мы дела и похуже. И вообще еще неизвестно, правда ли это”.



Двурушничество спецслужб? Кто способен еще впечатляться, помня, что творили шпионы Борджии?”



Единственная серьезная проблема гражданина – как не платить налогов. Если в этом у нас удача, пусть те, кто нами командует, делают все что им вздумается. Все равно они интересуются только своей кормушкой. Аминь”.



Куда ни кинь, всюду клин. Мир таков. Я хотел бы сойти с шарика, но говорят – нельзя, нет промежуточных остановок”.



Найдем какую-нибудь страну, где вообще нет секретов. Где все открыто. В Центральной и Южной Америке полно таких стран. Там секреты не прячут. Там известно, кто входит в наркокартель, кто управляет подрывной бандой. Сидишь в ресторане, входит компания, представляются: вот, это с нами подпольный босс по торговле оружием. Красивый, бритый, надушенный. Крахмальная белая рубашка навыпуск. Официанты ублажают. Командир полицейского расчета кланяется. Ну есть же страны без тайн мадридского двора. Все открыто. Что там полиция коррумпирована – у них прописано чуть ли не в уставе. Что правительство пронизано криминальными элементами – сказано чуть ли не в конституции. Банки живут мытьем грязных денег. А кто перестает завозить в страну грязные деньги, лишается вида на жительство. Убивают, да… Но исключительно свои своих. Иностранцам пребывание в таких местах не опасно”.



Рассказываешь муть какую-то, все ее воспринимают адекватно. Знают, что муть. Читают, чтоб занять время. Те, чьи сокровенности ты открываешь, уже успели выболтать их всему свету”



Мой возраст придает приличествующую мудрость. Эта мудрость гласит: если ты на свой счет убежден, что ты полный лузер, утешение можно получить только от мысли, что вокруг проигрывают все, даже победители”.



Если вся страна дружно узнала, а потом дружно забыла все, о чем вчера мы слышали по Би-би-си, значит, мы почти избавились от чувства стыда, да, от чувства стыда. Видела ты, как вчера все выступавшие спокойно соглашались, что да, что они делали то и что делали это, и будто бы ждали награды? Без каких-либо недомолвок, намеков, аллюзий, без барочных выражений, этого наследия Контрреформации. Все аферы освещены яркими бликами дня, в стиле импрессионистов. Коррупция дозволяется. Мафиозы в парламенте. Неплательщики в министерствах, а в тюряге сидят албанцы, карманные воришки. Наши порядочные люди продолжают и продолжат голосовать за мерзавцев, потому что они не верят Би-би-си и даже вообще не смотрят программы вроде вчерашней, а смотрят мусор, им подсовывают в прайм-тайм телевизионные распродажи, снятые коммендатором Вимеркате”

Майя вернула мне мир. Веру в себя. Лучше сказать, спокойное неверие в мир. Жизнь вполне переносима, если не требовать слишком много. Завтра («завтра» – это словечко Скарлетт О’Хары, я знаю, но цитаты неизбежны, ибо от первого лица разговаривать я не умею), завтра новый день”.


Комментариев нет: