А что сказать хотели?

В книге «Звезды и немного нервно» филолог Александр Константинович Жолковский вспоминает:

«С Майей Каганской я познакомился летом 1984 года в Иерусалиме, на Международном пастернаковском симпозиуме. Я заочно знал ее по блестящим эссе и книге «Мастер Гамбс и Маргарита» и вот увидел лично. В ней все было внушительно — фигура, нос, низкий голос, ядовитое красноречие.

Как-то мы оказались вместе в лифте, и я спросил, чем она занималась в России, где я о ней вроде бы не слышал.

— В России я исключительно полировала свою личность, — сказала она своим кокетливым басом. — И, отполировав, решила преподнести в дар Западу.

Присутствие в лифте славистов — представителей осчастливленного Запада — ее не смущало».

Запад полировкой не прельстился

Даже Израиль остался равнодушен.

В 80-е Майя Лазаревна Каганская, как и многие другие, несшие свой отполированный блеск, была крайне левой. Но левая израильская элита объятий не раскрыла.

Зато какое счастье наступило у нее и ещё нескольких полированных её круга, когда в Израиль хлынула миллионная алия, а они почувствовали себя яркими звездами и властителями дум в кузнецовских «Вестях».

Литературное приложение «Окна» (редактировалось мужем Каганской Зеевом Бар-Селой) постоянно сообщало, что Майя «лучший прозаик Израиля». Иногда (о, великая скромность!!!) «лучший русскоязычный прозаик Израиля».

От каждой статьи Каганской веяло авторское самоощущение, что читателю сообщается истина в последней инстанции. А изящество стиля… Мудрость речи Нетаниягу перед партактивом в Кирьят-Тахате описывалась в изощренной манере Пруста, помноженной на изящество Музиля, Борхеса и Картосара. Плюс немножко ассоциативной связки с Джойсом и Кафкой. Упоминание Фрейда и Юнга.

Помню в то время женщина (в прошлой жизни преподавательница русской словесности в пединституте), держа в руках очередной выпуск «Окон» со статьей Каганской, говорила:

— Как пишет!!! А?! Как она пишет! А чего сказать хотела, я так и не поняла…

Зато это было блестяще

Так завивать суждения, так загибать словосочетания, так раздвигать смыслы. Так насиловать прогнувшийся синтаксис бесконечными фрикциями придаточных предложений. Так выносить мозг многоступенчатыми разворачивающимися барочными метафорами.

Но вот с этим «а чего сказать хотела» у меня проблема. Вспоминая огромную, очень качественно сделанную философскую эссеистику 90-х (не только Каганской, разумеется), не только вестевских «Окон» (где кроме Каганской, Александра Гольдштейна и Анны Исаковой было ещё много достойных авторов, способных там растекаться мыслью и блистать полированным блеском личного виденья), но многое другое в эссеистике, критике и публицистике 90-х и нулевых, множество текстов, которые производили впечатление яркостью и витиеватостью, создавая некий общий стиль… Спрашиваю: А чего сказать то хотели?! Что осталось в сухом итоге?!

Как в том анекдоте, где тетенька жалуется:

— Приходил Федя. Мясо сожрал. Водку выпил. На пол повалил. Всю помял. Потом повернул. Обслюнявил. И ничего не сделал. И зачем приходил не сказал….

Тут я должен заметить, что подобное впечатление у меня было не только от Каганской и других авторов «Окон», но и от российской эссеистики того периода. Блестящие экземпляры того высокого штиля паслись в «Русском журнале» Глеба Павловского. И, главное, такое впечатление было от многих вариаций французской философской эссеистики постсруктурализма, которой они все (и российские, и израильские колумнисты) подражали.

Чем отличается хороший текст от плохого?

Юлия Друнина писала:

«Я музу бедную безбожно
Все время дергаю:
Постой!

Так просто показаться «сложной»,

Так сложно, муза,

Быть простой.

Ах простота!

Она дается

Отнюдь не всем и не всегда…

Чем глубже вырыты колодцы,

Тем в них прозрачнее вода»

Чем (лично для меня) отличается хороший журналистский текст от плохого?

В хорошем тексте автор пытается что-то сказать. В плохом — высказаться.

Хороший текст написан всегда для читателя. Даже если автор работает не для массовой аудитории, не пытается ей угодить, идет против общего мнения, сознательно эпатирует. Даже если он пишет всего для одного понимающего читателя.

Плохой текст, даже если он очень хорошо написан, — это самоудовлетворение автора.

И в плохом и в хорошем тексте могут быть стилистические прелести, словесные находки, красоты слога. Но у автора хорошего журналистского текста они носят чисто служебный характер. Автор что-то пытается объяснить (ещё лучше — понять вместе с читателем), для того использует метафоры, другие риторические тропы, изобразительные  средства. А бывает, что стилистические завитушки — это самоцель. Типа: смотрите, как я умею… Ну, умеешь. Круто! А чего сказать-то хотел?

Речь, понятно, идет о журналистских текстах. Поэзия может писаться для себя. Или для Бога. Хотя, как мне кажется, даже Господь, слушая наши излияния, желал бы большей конкретности.

Ключевое сообщение

Автору данных слов много раз приходилось готовить разных людей к выступлениям СМИ: телеинтервью, дебатам, обсуждениям на радио и пр. Много раз приходилось вести лекции, семинары, тренинги, для людей, которые хотят быть более убедительными и эффективными в медиапространстве.

Как правило, люди не понимают, что они выходят в медийное пространство не для того, чтобы поговорить, а чтобы что-то сказать. Когда мы говорим, просто общаемся, мы думаем (в лучшем случае) по ходу разговора, обрываем предложения, перескакиваем с темы на тему… В случае чего, собеседник переспросит, уточнит, поправит, добавит. Когда ты приходишь, например, для  телевизионного интервью или участия в телевизионной программе, то ты не приходишь просто поговорить. Ты приходишь сказать. Тебе есть, что сказать. Ты продумал. Ты сформулировал свое ключевое сообщение. Ты знаешь, к кому обращаешься и что хочешь донести. Твое ключевое сообщение можно записать на листке бумаге одним предложением. Всё остальное — это способы донести это предложение. Желательно ещё, чтоб ты сказал что-то нетривиальное, верное и интересное той публике, к которой ты обращаешься.

Если этого ключевого сообщения у тебя нет — незачем идти в эфир и тратить своё и чужое время.

Часто это не понимают и профессиональные говоруны, и те, кто занимаются продажей говорунов. Работая  в PR, например, я понимаю, что посылать к журналистам политика без списка ключевых сообщений — это, в лучшем случае, неэффективно. В худшем — опасно.

Самое худшее, когда для политика организуют пресс-конференцию, надеяться, что он и так сам по себе интересен, что готовиться не надо. К журналистам, даже плохим журналистам, надо относиться как к голодным собакам. Если устроители не решили, какое мясо им кинуть, то жрать они будут самого политика, пришедшего на конференцию. А у политика, который не знает, для чего он встречается с этими журналистами, которому нечего им сказать — это в глазах написано: «Кто все эти люди? И почему я должен с ними разговаривать?». В результате возникает ощущение, что человек не на своем месте. А разговор уходит в какие-то глупости.

PS

Эта статья завершает цикл заметок о том, что мне не нравится в публицистических и аналитических статьях о политике, обществе, социальных и культурных феноменах. О том, что кажется мне дурным тоном, интеллектуальным рукоблудием, растратой времени и сил авторов и читателей.

Автор не уверен, что перечисленные недостатки единственные. Я также далек от мысли, что свободен от того, что меня раздражает в публикациях других. Ведь более всего раздражают нас в других те недостатки, которые мы замечаем в себе, хотя считаем, может быть и наивно, что в других они развиты в большей степени.

Предыдущие публикации:

«Передо мной явился я»,  или «самопропаганда»

И Facebook, и Google, и Яндекс, и почтовые сервера — подсовывают нам то, что мы по их представлениям хотим видеть

Big Data и зеркало Интернета

Интернет посеребрили. И вместо открытой сети он превратился в закрытую…

Твиттерное мышление

В твиттерной политике спокойные, терпеливые, погруженные в размышления провидцы просто могут быть не услышаны. Нет места для уточнений, оговорок, приведения «за» и «против».

Релевантные игры на информационном поле

Будущий внук: «Дед, что ты сказал? Тебе каждое утро приносили домой большие куски мертвых деревьев, на которых были напечатаны слова, рассказывавшие о том, что произошло днем раньше? Дед, хватит врать!»

Приравнять без суда и следствия

В наше постмодернистское время приравнять можно, что угодно к чему угодно. Сионизм к фашизму. Коммунизм нацизу…

Апология политкорректности

Стоит переступить грань цивилизованной дискуссии, принятой в современном западном обществе, как немедленно заносит в другой дискурс, где вполне допустимо предложить пустить человека, выступившего с критикой, на «на опыты» или на «абажуры»

Травля в сетях

Вдруг все хором начинают осуждать кого-то. Не просто осуждать, а травить. И…

Чего не понимают циники

В русскоязычной публицистике и аналитике цинизм — стиль, который якобы должен свидетельствовать о мудрости: дескать, все мы уже видели, ничем нас не удивить.