Пьетро Аретино и Фаддей Булгарин — два отца журналистики

Их двое — два отца журналистики. Один — западной. Другой — русскоязычной. Оба — не очень приятные люди. И разнятся они между собой так же, как разнятся их дети.

 

Первый - Пьетро Аретино. Его называют основоположником двух видов... как бы это помягче сказать — творчества, искусства, продуктов массового потребления. Два его детища — это ЖУРНАЛИСТИКА и ПОРНОГРАФИЯ.

Хотя цивилизованное человечество всегда находило способ обмена информацией, журналистика существовала далеко не всегда. Она не уходит корнями в глубь тысячелетий, а возникла по историческим меркам сравнительно недавно. И вот считается, что Пьетро Аретино стоял у её истоков. Аретино называли «Бичом государей», он умел одновременно осмеять «великих мира» сего и получать от них деньги и информацию.

Второй - Фаддей Венедиктович Булгарин (1789 — 1859). И он тоже основоположник в двух жанрах. Если в русской словесности поэзия ассоциируется с ее основателем Пушкиным и представляется делом гражданским и в то же время свободолюбивым, праздным но космическим созидательным – и в любом случае благородным; если русская проза вышла из сострадательности гоголевской шинели, заячьего тулупчика Пугачева и небрежно накинутой шинели Печорина; то есть две отрасли к которым относятся презрительно, как к чему то очень грязному – это ЖУРНАЛИСТИКА и МАССОВАЯ ЛИТЕРАТУРА. К ним относятся как к проституткам, которыми пользуются удовлетворяя потребность, но…

Символично и то, что родоначальником этих двух течений русскоязычной словесности является плодовитый автор, чье имя осталось в истории символом абсолютного зла, аморальности и литературной бездарности - Фаддей Венедиктович Булгарин. И если про многих других «темных личностях» порой говорят, что они были несправедливы оклеветаны, то про Фаддей Венедиктовича так и хочется сказать, что он был оклеветан справедливо. В многочисленных книгах о Пушкине, комментариях и предисловиях постоянно его всего вспоминают как предателя, доносчика, завистника, торгаша, стукача, продажного писаку. Этакий кровожадный Бармалей золотого века русской литературы.

Вглядимся в двух отцов, чтобы составить представление о потомстве.

«Бич государей»

Пьетро Аретино сбыл беспощадным публицистом и писал стишки о сексуальных позах («Сладострастные сонеты)», сопровождавшие неприличные картинки учеников великого Рафаэля.

Назвался Аретино (то есть «аретинец») поскольку родился в Ареццо. Подобно товарищу Сталину он был сыном сапожника, но в отличие от Иосифа Висарионовича всячески пытался скрыть своё срамное происхождение. Хотя, когда его доставали, мог огрызнуться в ответ: «Я всем этим нобилям пожелал бы таких сыновей, какого сумел родить простой сапожник из Ареццо».

Из родного города его изгнали за язвительный сонет. Он много бродяжничал в молодости.

Аретино не получил никакого систематического образования, не был специалистом ни в одной из областей знания, поэтому чувствовал себя вольными писать о чем угодно. Судил безапелляционно, протискивался вперед настойчиво и энергично, если его пробовали осадить, отвечал зубодробительно: злой эпиграммой, запущенной сплетней, сонетом, который передавал с добавлением и намеком что-нибудь такое об оппоненте, что прежде говорили втихомолку, но боялись сказать громко. Тициан называл его «кондотьером от литературы». С ним боялись связываться.

Приходилось Аретино и сбегать из Рима, и возвращаться. Потом он выбрал себе постоянным местом жительства Венцию – самый анти-папский, самый свободный в нравах, самый разгульный город тогдашней Европы. Венецию он сам называл «местом всех пороков». В Венеции к нему пришла еще большая слава: его любили и боялись, с ним стремились дружить влиятельные лица, его награждали орденами. Его памфлеты оценивались нешуточными денежными потоками.

Аретино был вхож в богатые дома, но при этом вел себя совершенно независимо. Он издевался над папской курией и был обласкан папой Львом X, который понял, что себе дороже ссориться с насмешником...

Монархи порой платили этому человеку, чтоб он о них пореже вспоминал:«я тебе плачу, чтобы ты меня не задел своим острым язычком, а еще лучше будет – если заденешь моего врага, и тогда плата двойная».

Это был первый бизнес на разоблачениях, скупах, памфлетах, негативной публицистике. Его постоянно подкармливали враждующие стороны. Непримиримые враги держали его на содержание, платили пенсию, поставляли информацию друг о друге.

Он получал подношения не только от европейских монархов и аристократов. Дары присылались и от султана Сулеймана, и от знаменитого турецкого пирата Хайр-ад-Дина (Барбароссы II).

Аретино, создавший себе положение и богатство исключительно своим пером, жил на широкую ногу в роскошном и просторном мраморном дворце на берегу Большого канала, окруженный учениками, почитателями, прихлебателями и любовницами.

Несколько попыток проучить сатирика (и убийц подсылали, и палками пытались побить) закончились только одним: подстрекателей гневно осудили, а Аретино получил статус личной журналисткой неприкосновенности.

Основатель европейской журналистики видел в ней прежде всего ВЛАСТЬ И ВЛИЯНИЕ. Однажды в ему пришло голову заказать медаль, на одной стороне которой был его портрет, а на другой он же изображен сидящим на троне, в длинной императорской мантии, а перед ним толпа владетельных государей, приносящих ему дар.

Врагов у него было предостаточно – после смерти «первого журналиста» книги его вошли в «индекс запрещенных книг», а биография наполнилась множеством пикантных деталей. Наверное, не всему, что о мертвом задире написано, когда он уже не мог ответить, можно верить.

Интересен и рассказ о его смерти. Он умер, когда расхохотался – задохнулся от смеха. По другой версии — расххотавшись упал и ударился о косяк, проломив себе череп. Бродило даже выражение «аретинов смех» - то есть смех убивающий.


Журналистика и поэзия

Пьетро Аретино противопоставлял себя Петрарки и прочим поэтам. Большинство поэтов Средневековья и эпохи Возрождения были придворными поэтами придворными, зависимыми от милостей монарха или Папы. Они искали меценатов, подстраивались под них.

Пьетро Аретино, поселившись в республике Венеция, писал: «Поняв в свободе великой и доблестной республики, что значит быть свободным, отныне и навсегда я отвергаю дворы». Ещё он утверждал: «Я свободный человек милостью Божьей. Я не иду по следам Петрарки или Боккаччо. Мне хватает моего собственного независимого духа».

Это была позиция. Изначальная позиция будущей журналистике, которую в западных странах называют «четвертой властью». Журналист Аретино - не хочет быть придворным поэтом. И не должен ходить косясь, быть напудренным и одетым, как положено в нужный час.

Формулировка «per la grazia di Dio uomo libero» стала одним из характерных его определений.

Любопытно, что по указаниям исследователей, «взгляды свои на независимость писателя Пушкин заимствовал, читая в личной библиотеке графа Воронцова труды Пьетро Аретино».

В России, наоборот, независимость провозгласил основоположник русской поэзии — Александр Сергеевич Пушкин, который в незаконченной повести «Египетские ночи поместил такой диалог русского и итальянского (наверное, не случайно именно итальянского) поэта:

«— Я много слыхал о вашем удивительном таланте; я уверен, что здешние господа ставят за честь оказывать всевозможное покровительство такому превосходному поэту, — отвечал итальянец, — и потому осмелился к вам явиться…

— Вы ошибаетесь, Signor, — прервал его Чарский. — Звание поэтов у нас не существует. Наши поэты не пользуются покровительством господ; наши поэты сами господа, и если наши меценаты (черт их побери!) этого не знают, то тем хуже для них. У нас нет оборванных аббатов, которых музыкант брал бы с улицы для сочинения libretto. У нас поэты не ходят пешком из дому в дом, выпрашивая себе вспоможения».

Пушкин определяет в своих произведениях свободу и независимость поэта:

«Ты царь: живи один. Дорогою свободной
Иди, куда влечет тебя свободный ум,
Усовершенствуя плоды любимых дум,
Не требуя наград за подвиг благородный.
Они в самом тебе. Ты сам свой высший суд...»

Такой ощущала себя русская поэзия в высших и лучших своих проявлениях. Она отстаивала свою право на непослушание в стране, где стихи ценят выше всего, ибо за них убивают.

А вот русская журналистика наследовала Фаддею Венедиктовичу Булгарину.

«Авдей Флюгарин»

Фадде́й Венеди́ктович (урождённый Ян Тадеуш) Булгарин — писатель, журналист, критик, издатель; «герой» многочисленных эпиграмм Пушкина, Вяземского, Баратынского, Лермонтова, Некрасова и многих других.

Жизнь Фаддея Булгарина достойна романов, тех приключенческих и слезливых романов для массового чтения, который он сам писал. И которые в то время были популярней, чем произведения его современников — Пушкина, Лермонтова, Грибоедова. Можно сказать, что он был Дарьей Донцовой своего времени.

Прежде чем заняться русской журналистикой и массовой литературой, он прошел "огонь, воду и медные трубы". Воевал в российских войсках против Наполеона, и в наполеоновских войсках против Испании и России. Вел под уздцы лошадь Бонапарта при переправе через Березину. Был азартным картежником. Иногда проигрывал собственную шинель. Пьянствовал. Просил милостыню. Сидел в тюрьме. Был судебным поверенным.Прошел через многие испытания и страны. Познакомился с бытом самых разных слоев общества.

Когда он создавал свою газету, то был близок к декабристам ( к чести Булгарина стоит отметить, что именно он спас рылеевский архив). В “Северной пчеле” печатались до декабря 1825 года Крылов и Рылеев, Пушкин и Языков.

Потом как это часто бывает с русскоязычными авторами, он махровым реакционером и ура-патриотом. А ещё доносчиком III Отделения.

Согласно некоторым воспоминаниям, он был с декабристами на Сенатской площади, кричал «Конституцию!», но увидев, что декабристы проигрывают, бросился в редакцию рассыпать набор революционных прокламаций. И помог полиции составит словесный портрет Кюхельбекера, что помогло схватить беглеца в Варшаве.

Абрам Ильич Рейблат писал о Булгарине, что он был, пожалуй, первый в русской литературе случай описанного Д. Оруэллом двоемыслия, когда постоянно думается одно, а говорится или пишется, в тех или иных целях, - другое.

“Авдей Флюгарин” — один из псевдонимов Булгарина, придуманный им самим, но используемый в эпиграмах против него Пушкиным и другими. Погоняло Флюгарин — ему очень подходило. Ведь флюгер — это устройство, которое изменяет свое положение в связи с направлением ветра.

Изобретатель "джинсы"

К моменту, когда Булгарин начал свою издательскую деятельность, в Британии и Франции уже столетие существовала более-менее независимая пресса, которая зарабатывала себе на жизнь продажей тиража и подписки, площадей под коммерческую рекламу и политического влияния.


В России была проблема не только с политической цензурой. Но и с количеством потребителей СМИ, которые умели бы читать, готовы были покупать газету, подписываться на неё. Когда Булгарин начинает газету “Северная пчела”, которая делается первой частной газетой в России, он доводит тираж до 10 тысяч подписчиков — неслыханная популярность по тем временам.

И в России была запрещена реклама — главный источник дохода СМИ.

И Булгарин становится не только «отцом журналистики», но и изобретателем "джинсы"(на журналистском сленге "джинсой" — называются проплаченные хвалебные статьи о заказчике или ругательные о его конкурентах).

"Северная пчела” была коммерческой газетой, и издатели ее долго добивались, чтобы в ней было позволено публиковать частные объявления. Это не позволялось никому — не дали разрешения и Булгарину, как бы исправно он не служи Третьему отделению.

Однако Булгарин сумел обойти эти строгости и стал печатать не рекламу, а... изобрел "джинсу". Выглядело это примерно так: «Вчера, когда я шел по Невскому проспекту мимо лавки табачной фабрики, где продается самый лучший в городе табак...». Он публиковал хвалебные заметки о парфюмерной лавке, о кондитерских и гостиницах, за что, конечно, взимал определенную мзду.

Но часто, когда речь шла о совсем мелких клиентах, довольствовался обедом, подношением, стрижкой или еще какой либо бартерной услугой по профилю заказчика.

Николай I именовал Булгарина “королем Гостиного двора” (так назывались главные торговые ряды Санкт-Петербурга).

Джинсовую деятельность Булгарина неоднократно описывал Гоголь. Например, в повести “Портрет”, отправляя безвестного художника Чарткова к “издателю ходячей газеты”, который за десять червонцев сочинил и напечатал в следующем же номере “вслед за объявлением о новоизобретенных сальных свечах” статью о “необыкновенных талантах Чарткова”, давшую художнику пропуск на золотой Олимп.

О нравственности журналистики


Если после Аретино остались сонеты, описывающие все известные сексуальные позы, а Пушкин в письме из Одессы сообщал одной из корреспонденток, что нарисует общую знакомую в «36 позах Аретино», то отец русской журналистики Булгарин призывал в своих писаниях к высочайшей нравственности и клеймил тех, кто сотрясает моральные устои.

Доводилось ли вам, уважаемые читатели, видеть критику мэтров российской прессы, таких как Михаил Леонтьев, Дмитрий Киселев, Максим Шевченко (все, как и Булгарин, бывшие либералы) по поводу безнравственности и ужасающей аморальности западных СМИ?! Если вы минимально знакомы с российским теливидением, то без всякого сомнения доводилось.

Доводилось ли вам читать подобные же завывания в отношение израильских гаарецов со стороны русскоязычных акул пера?! Наверняка, если вы их читаете, конечно.

Эта традиция идет ещё от Булгарина. Он первый в своих статьях и романах требовал высокой моральности и говорил о тлетворном влиянии Запада.

Он заразил русскую прессу и массовое чтиво антизападной конспирологией, разоблачая "жидо-женско-жезуитский" заговор.

Он упрекал литературу своего времени — всяких Пушкиных и Гоголей в отсутствие духовности, положительных героев, образцов для подражания.

Когда его нравоучения допекли Евгения Баратынского, то ответил эпиграммой:

Поверьте мне, Фиглярин-моралист
Нам говорит преумиленным слогом:
"Не должно красть: кто на руку нечист,
Перед людьми грешит и перед богом;

Не надобно в суде кривить душой,
Нехорошо живиться клеветой,
Временщику подслуживаться низко;
Честь, братцы, честь дороже нам всего!"

Ну что ж? Бог с ним! все это к правде близко,
А может быть, и ново для него.

«В самом деле, любезные слушатели, что может быть нравственнее сочинений г. Булгарина? — иронизировал Пушкин. — Из них мы ясно узнаем: сколь не похвально лгать, красть, предаваться пьянству, картежной игре и тому под. Г. Булгарин наказует лица разными затейливыми именами: убийца назван у него Ножевым, взяточник Взяткиным, дурак Глаздуриным и проч. Историческая точность одна не дозволила ему назвать Бориса Годунова Хлопоухиным, Димитрия Самозванца Каторжниковым, а Марину Мнишек княжною Шлюхиной; зато и лица сии представлены несколько бледно».

 

Две смерти



Если Аретино умер от хохота, задохнулся смехом, оставив после себя выражение «аретинов смех», то Булгарин...

Его здоровье было подорвано инсультом, который первый раз случился за шесть лет до кончины, от страха.

1853 году Булгарин в фельетоне написал, что из-за ямы на городской дороге он сломал дрожки кареты.

Из-за этой публикации его вызвал к себе военный генерал-губернатор Петербурга и устроил нагоняй. «Наговорил таких вещей, которых я не слыхал во всю жизнь, стращая, что посадит меня в смирительный дом на четыре месяца!» - говорит об этом эпизоде сам Булгарин.

Булгарин попытался найти защиты у обер-полицмейстера, с которым сотрудничал. Но (вот беда!) не ценит российское начальство такие кадры. И обер-полицмейстер тоже накричал на него. И тоже топал ногами. В результате чего с Булгариным случился удар. Уже прикованный к постели, он написал отчаянное письмо в III отделение. Но шеф его, охотно принмавший доносы на литераторов, для защиты Булгарина от генерал-губернатор и бер-полицмейстера ничего не сделал, а лишь "приказал успокоить Фаддея Венедиктовича и сказать, чтобы не принимал так к сердцу". 

От этого удара здоровье Булгарина уже не оправилось. В 1857 году Булгарина разбил паралич. За год до смерти Булгарина, в 1858 году, Добролюбов в "Современнике" произнес приговор ему и Гречу: «Пусть имя их своею смертию умрет, пусть их писательская деятельность нс донесется до потомства, невзирая на то, что ими самими многократно чужая деятельность доносима была до сведения любителей...» 

Слово «доносима» у Добролюбова, как вы понимаете, имеет не одно значение...

Умер Булгарин забытый и бесславный 13 сентября 1859 года на своей даче "Карлово", близ Дерпта. Даже его газета "Северная пчела" поместила лишь краткую информацию о его смерти.

«Булгарина читали, но цену ему знали, и эту русскую особенность - широко потреблять, но глубоко презирать - следовало бы учитывать всем, кто сегодня ссылается на всенародную популярность» - написал недавно о Булгарине Дмитрий Быков

Дети Булгарина

Глупо было бы думать, что вся русскоязычная словесность двигалась только по пушкинской генеральной линии и наследовала только автору оды «Вольность» и романа «Евгений Онегин». Если мы присмотримся, то «дети Булгарина» среди русскоязычных авторов встречаются не реже, чем «потомки Пушкина».

Наследники Фаддея Венедиктовича не всегда продолжают сотрудничать с современными вариантами III отделения. Это может быть и доверенная команда того или иного олигарха. Они так же не рассматривают журналистику как орудие противостояния, как средство разглашения постыдных тайн сильных мира сего, а, наоборот считают, что если кому-нибудь в руки попался документ, бросающий тень на министра, то его следует его сиятельству вернуть...

«Дети Булгарина» как и их пращур «высоконравственны» и любят осуждать «аморальность», «тлетворное влияние Европы», «куда катится мир» и пр... Услужливы по отношению к начальству. И одновременно отчаянно хамоваты в адрес тех кого отдана команда «ату». Они так же любят объяснять политические явления при помощи конспирологии.

Они «дети Булгарина» - и этим все сказано.

P.S. Автор данной статьи ни в коем случае не хочет сказать, что в русскоязычной журналистике работают только «дети Булгарина». И знает, что булгаринские методы применяются не только в русскоязычной журналистике.