Русскоязычный мир - действительно существует. Просто он совсем не похож на тот образ, который старательно изготовляют кремлевские пропагандисты. И существует великая литература на русском языке. Ее, например, представляет и великий Фазиль Искандер (вот кому бы нобелевскую премию дать), пишущий о дяде Сандро из Чегема. И бухарец Тимур Пулатов, и азербайджанка Рена Юзбаши, и погибший в этом году Олесь Бузина.
"Нобель" по литературе впервые за 28 лет присужден русскоязычному автору. Нобелевский Комитет отметил белорусскую писательницу Светлану Алексиевич "за ее полифонические сочинения, являющиеся памятником страданиям и мужеству нашего времени". И что творится с русской патриотической общественностью? Вместо того, чтобы радоваться, гордится, поздравлять друг друга, хлопать по плечу... Русскоязычная патриотическая общественность в унынии, депрессии, трауре: "Нобелевскую премию по литературе присудили русофобке", "Светлана Алексиевич получила Нобелевскую премию. Увы, но за ненависть к России", "Нобелевскую премию всегда давали за антироссийскую клевету", "Алексиевич получила за набор идеологических штампов", "Награждена за злопыхательство".
Писательнице припомнили все. Несколько лет жила в Европе. Осуждала российскую аннексию Крыма. Не восхищалась (о ужас!) фотографиями, где Путин с голым торсом...
Алексиевич с 2002 года несколько раз называлась кандидатом на Нобелевскую премию. Я, честно говоря, если бы сидел в Нобелевском жюри, присудил бы премию Умберто Эко или Джоан Роулинг. Из русскоязычных, кроме упоминавшегося выше Фазиля, моими кандидатами на получение этой премии является Евтушенко и Пелевин.
Но надо совершено не понимать ни масштабов этой писательницы, ни истории литературы, чтобы выбрасывать Светлану Алексиевич из русской словесности. Этот автор событие - и по содержание, и по форме, и по творческому методу, и по достижениям.
Когда-то давно меня потрясла книга "У войны не женское лицо". О миллионе женщин на фронте. Потом были "Последние свидетели", где о войне говорят дети. 100 недетских рассказов самых удивительных свидетелей мировой бойни.
Третья книга – "Цинковые мальчики" была мне особенно близка, поскольку рассказывала о первой войне моего поколения, о боевых действиях советских войск в Афганистане. Это война, которую советское руководство пыталось скрыть ото всех, включая родителей погибших ребят. Мы догадывались о ней только по цинковым гробам, приходившим из незнакомой страны. Это была какая-то странная, чужая и ненужная война, которая была предтечей и прообразом новых столкновений в Карабахе, Фергане, Таджикистане, Чечне.
Потом была "Чернобыльская молитва" - книга в которой трагедия на взорвавшемся реакторе показывалась как хроника будущего. Алексиевич убедительно показала совпадения катастроф - взрыва в Чернобыле и крушения СССР. А "Время секонд хэнд" - это единственное в русской литературе масштабное и эпохальное высказывание о 90-х годах.
Ее пятикнижие - это гигантский труд и писательский подвиг! Светлана Алексиевич вызывает уважение как автор, как человек с позицией, как личность.
Алексиевич - это писатель постоянно находящийся в поиске. Не только содержания и смысла, но жанра. Для нее форма произведения - вопрос мировоззренческий. Это тем труднее, что книги ее документальные. Она, как и ее учитель Адамович, считает, что о страшных трагедиях ХХ века кощунственно писать художественные произведения. Поэтому ее проза лишена писательского вымысла. Реальные истории порой поражают сильнее всякой беллетристики. "Искусство о многом в человеке не подозревает, не догадывается, и тогда это непознанное исчезает бесследно" - говорит Алексиевич.
Автор делает вид, что самоустраняется, превращается в уши. Книги она выстраивает на принципе многоголосого сочетания, впуская чужие голоса, признания, рассказы. Делая монтаж на основе многочисленных интервью. Сталкивая друг с другом документы. "Документ в искусстве становится все более интересен, без него уже невозможно представить полную картину нашего мира" - утверждает писательница.
Но она не просто человек, который собирает и расшифровывает интервью. В ее книгах поражают картины, которые создаются благодаря этому монтажу. В них поражает то, что Пастернак обозначил как:
И образ мира, в слове явленный,
И творчество, и чудотворство...
И в ее великом пятикнижии звучит история. Реальные люди рассказывают о главных событиях своего времени – война, развал социалистической империи, Чернобыль, а все вместе они оставляют в слове – историю страны, общую историю. Старую и новейшую. И каждый – историю своей маленькой человеческой судьбы.
Алексиевич описывает метафизическую трагедию человеческой жизни, которая оказалась в страшных жерновах. И никого не судит. Она рассказывает о СССР так как можно будет рассказывать спустя столетия: "Была уникальная цивилизация. Миллионы людей на огромной территории были захвачены мечтой построить Царство Небесное на земле. Рай. Город Солнца. Коммунизм. Общество, живущее по принципам равенства и братства...".
Книги Алексиевич это хороший урок многоликости и многовариантности мира. Это сильный рассказ о прошедшем столетии, его величии и трагизме. Владимир Войнович говорит о ней: "Светлана — один из достойнейших писателей нашего времени. У нее не женская проза, суровая, как война. Ее проза документальная, но в силу изобразительности становится художественной, осязательной, трогающей. Для читателей это нелегкое чтение, кто привык к женским романам — эта проза для них не подходит. А для тех, кто хочет знать что-то об истории и о современном мире, это важное чтение. Нобелевскую премию получают заслуженно и незаслуженно. Много хороших писателей и без Нобелевских премий, например Владимир Набоков. В случае Светланы Алексиевич премия заслуженна. Она серьезно относится к своему дару и к своей миссии".
И вот ей дают премию: за ее книги, за ее дар, за ее миссию, за серьезных разговор о серьезных вещах. И тут раздается хор пигмеев, людей, которые видят только сиюминутную политику, но не замечают историю, искусство, культуру.
Есть два вида культурного патриотизма. Один здоровый, который культура пытается переварить все, что может быть полезным для роста. Его задача включить пограничное, интегрировать чужое и сделать его своим. И есть другой культурный (вернее: бескультурный) патриотизм: вернее национализм), который готов сам себя кастрировать, который отвергает свое, который изолируясь обедняет себя. Таков патриотизм нынешних российских критиков Светланы Алексиевич которые вместо того, чтобы воскликнуть радовать Нобелевке в копилку литературы на русском языке обсуждают отношения Алексиевич к фотографиям, где Путин с голым торсом.
Впрочем, белорусские оппозиционные либералы по отношению Алексиевич ведут себя не лучше, чем русские держиморды. Они не могут портить ей, что она пишет на русском языке. Когда минская оппозиция устроила демарш по поводу того, что "Немецкая волна" будет вещать на Белоруссию не русском, писательница заявила, что в отличие от Лукашенко, который слышит время, оппозиция живет утопическими мечтами и находится за тридевять земель от реальной ситуации. Алексиевич заявила, что оппозиция делает ошибку, когда фокусирует всю энергию только на вопросах языка, что в XXI веке бесперспективно. В ответ она "услышала только какие-то эмоциональные заклинания, какое-то шаманство, детскую обиду на Запад, который нас не понимает".
izrus.co.il
Комментариев нет:
Отправить комментарий